Антонио Ферро. Пациент как лучший коллега аналитика: трансформация в сон и нарративные трансформации

«… лучший коллега, которого вам посчастливится иметь – кроме вас самих – это не аналитик или супервизор или родитель, но сам пациент»
Здесь я применяю принцип Биона («пациент как лучший коллега») ко сну, который я представлю как доказательство того, что альфа-функция постоянно работает. Своего рода спутниковая навигационная система снов в реальном времени происходит в кабинете аналитика после интерпретации. Этот «сон», по моему мнению, не должен быть обязательно проинтерпретирован, но его можно использовать, чтобы упростить развитие поля.
Через пример, который я приведу ниже, я также хочу поделиться некоторыми существенными аспектами моего метода работы. Концепции поля, ненасыщенной интерпретации и нарративной трансформации сейчас широко принимаются, однако понятие трансформации в сон как дополнение к другим типам трансформации, без сомнения, требует пояснения. Трансформация в сон – это деятельность, постоянно происходящая в сознании аналитика;  она лишает коммуникацию пациента ее статуса реальности и рассматривает рассказ пациента как сон, который собирает, трансформирует и выстраивает себя в реальном времени при встрече двух работающих умов. Это так, потому что центральная операция, проводимая в анализе, становится обогащением «ансамбля сна» (Гротштейн, 2007). Другими словами, развитие альфа-функции и аппарата для видения снов воспринимается как цель анализа. Это подразумевает конструктивное видение бессознательного, задействованного в непрерывный процесс построения и трансформации – бессознательное, которое в то же время должно участвовать во сне (мысли в поисках мыслителя) и будет расширяться по мере видения снов (Бион, 2005). Я должен признаться, что во время сессии я никогда не думаю о проблеме в истории пациента, детстве или сексуальности; я просто слушаю то, что он говорит, и стараюсь вместить, описать и получить его эмоции, помочь внедрить их в нарративную ткань, трансформировать их в сон и войти в сон области, одновременно наблюдая за функционированием (или неправильным функционированием) области, а так же всем, что в пациенте должно быть упорядочено.
Облака чувств, фрагменты тревоги и отщепленных частей, и дождь эвакуированного материала – это то сырье, которое ожидает операции «аналитических функций поля», чтобы трансформировать турбулентность, бета- и альфа-элементы в визуальные пиктограммы, образы, мысли и эмоции. Я ожидаю, что пациент подсознательно интроецирует режим функционирования поля, даже если я не знаю достаточно об этом режиме функционирования. Возможно, осадок от всего этого будет рассказан в жанре дневника или  в детском регистре, но для меня любой другой сценарий будет эквивалентным при условии, что он приводит к способности думать, переживать и видеть сны. Я больше заинтересован воспоминаниями о вещах, которые никогда не происходили (воспоминаниях о будущем, как скажет Бион), чем воспоминаниями прошлого. Все, что провоцирует трансформацию в пациенте, обязательно будет происходить от его психической работы, которая, в свою очередь, связана с его историей; отсюда следует риск снесения дверей,  уже открытых, если кто-то настаивает на явной реконструкции прошлого. Поэтому я больше обращаю внимания на первичное или повторное построение механизма видения снов.
В случае сильно травмированного пациента я сначала не очень заинтересован  тем, что, где и почему произошло с ним; вместо этого я озабочен тем, чтобы «вернуть его в нормальное состояние», «зашить его», поддержать его жизненные функции, обогатить его кислородом и предоставить ему достаточный объем жидкостей. Мой подход заключается в том, чтобы смотреть вперед, а не назад; другими словами, я хочу восполнить недостаток в функции сна у пациента, включая необходимость упорядочения по алфавиту, и я косвенно думаю о том, как развить его способность к «перевариванию и альфабетизации». В случае адекватно «вылеченного» пациента появится проблема «компетентности», но это уже другая история.
Однако, давайте рассмотрим эти идеи на основании конкретного случая.
Филиппо (в его третий год анализа по четыре сессии в неделю; это его сессия в среду).
(В конце предыдущей сессии я не был удовлетворен своей работой, потому что мне показалось, что мои комментарии могли быть истолкованы пациентом как критические замечания, звучащие не в унисон с тем, что он говорил, и предполагающие другие точки зрения. Я сказал себе, что на следующий день я должен быть более восприимчивым, принимающим и в большей мере способным обращать внимание  хорошее , а не на плохое).
Пациент: Мне приснился сон, точнее, один и тот же сон приснился мне дважды. Там были самолеты, взрывы, что-то вроде бомбежки; а затем появились огромные зубы. Они прокусывали людей, но не убивали их. Мне удалось спасти мою кожу, спрятавшись за твердой стеной.
Аналитик (Я думаю, это точное описание его восприятия вчерашней сессии и того, что я интерпретировал «с зубами», но я предпочитаю сейчас не комментировать это): О чем вам говорит этот сон?
Пациент: Я не знаю… это имеет отношение к эмоциям… другие были ранены, пробиты снарядами, в то время как мне удалось спасти мою кожу.
Аналитик (Я представляю, что мои чрезмерные интерпретации активизировали взрывные эмоции, и что неосознанные  аспекты личности пациента были задеты, но я не способен воздержаться от жесткой интерпретации, не основанной на сне): Был ли я чем-то наподобие бомбардировщика, нацеленного на вас?
Пациент: Вовсе нет. На вчерашней сессии была хорошая атмосфера. После нее я пошел пообедать к маме, но потом у меня ужасно заболел живот. Она/вы (в итальянском слово lei может означать и то и другое) не имеет понятия о гигиене, когда она/вы готовит что-то из еды. В тот вечер я поехал в Милан на ужин в этническом ресторане, и еда была неусвояемой. Мой брат был со мной и сказал: «Куда ты меня привел поесть? Меня сейчас вырвет».
Аналитик (Я чувствую потребность дать ненасыщенную интерпретацию, чтобы смягчить преследование; для меня это интерпретация переноса, потому что я «вижу во сне» персонажи, привлеченные там, в поле). Итак, помимо неусвояемой еды вашей матери была и африканская еда? У вас была двойная порция трудно перевариваемой пищи.
Пациент: Моя мама приготовила рулеты, наполненные всякой дрянью, включая старую дрянь, а у повара в ресторане была кастрюля, в которой было намешано все подряд.
Аналитик (я воздерживаюсь от интерпретирования этого в рамках эффекта от моих чрезмерных интерпретаций днем ранее, за чем последовала сегодняшняя преждевременная интерпретация, в то же время я думаю, как интерпретировать таким образом, чтобы его тут же не «вырвало»).
Следует короткая пауза.
Пациент: И у моей матери есть забавная привычка: она ведет себя как тот персонаж в сериале на ТВ (вроде ведьмы), которая срезает бутоны с роз, выбрасывает их и ставит в вазу только стебли с шипами. Вчера я видел программу по ТВ, где мама взяла мальчика  покататься на лодке; затем он был брошен и пошел работать трубочистом. Он был без матери, но ему удавалось жить самому благодаря работе. Я также видел последний фильм Габриэлы Мучино об отце без жены и ребенке и матери, они живут, как бродяги, но каким-то образом справляются.
Аналитик: Все это очень расстраивает, но надежда в конце победила. (Но я не могу удержаться от еще одного излишнего комментария). Я также подумал, может быть, я вчера склонен был «кусаться». То, что я сказал, было подобно прокалыванию вас зубами. Я выбрал только шипы в том, что вы говорили, и подчеркнул их, но выкинул цветок, который я должен был принять во внимание.
Пациент: Почему вы это говорите?
Аналитик: Ну, я критиковал вашу манеру приспосабливаться к желаниям профессора права (что я видел как параноидальную черту в пациенте и критиковал, прежде чем признать и понять источник преследования) , и помимо прочего, когда вы упомянули ковры и я подчеркнул, что вы не должны были позволить, чтобы с вами обращались пренебрежительно (я хотел интерпретировать его манеру покоряться желаниям других людей, но сделал это не вовремя), вместо того чтобы подчеркнуть факт того, что вы также хотели, чтобы вас кто-то научил самого делать ковер – вплетать нитку в ткань и упорядочивать нити мысли.
Пациент: Да, то, что вы сказали, очень удивило меня.
Аналитик: Возможно, мое «кусание» и то, что я потом ничего не сказал, вызвало в вас множество чувств, от преследования до заброшенности – ощущения бытия без матери. Вам осталось выгребать всю сажу из трубы самому. Но главное, что вы справились даже тогда, когда вас бомбили, и вы были брошены: вы справились, несмотря на все сложности.
Пациент: И с помощью своего отца мальчик в фильме осуществил все свои планы и научился мечтать за себя самого.
Аналитик: Будем надеяться, что эритрейский или сицилианский повар (пациент знает, откуда я родом) не будет больше готовить такую неусвояемую еду.
Пациент (смеется, после короткой паузы он продолжает): Вчера мой отец и отец моей девушки поспорили насчет того, как следить за огородом. Папа Мартины использует плуг с почвенными фрезами, который работает очень быстро. Мои отец считает, что лучше использовать мотыгу и делать все вручную, отчасти потому, что она проникает глубже, но в основном,  потому что, хотя плуг лучше разбивает почву, его дробящие концы  в итоге делают почву непроницаемой и препятствует осмосу с более глубокими слоями. Они решили каждый взять по участку огорода, как разделение на департаменты в университете: право с одной стороны и экономика с другой – каждый по отдельности.
Аналитик: Звучит так, словно им нужен барьер, чтобы разделить две области.
Пациент: Ну, в противном случае это закончится, как у двух петухов, клюющих друг друга. Я видел петушиные бои на Дальнем Востоке. Они захватывают, но льется кровь, и они продолжают клеваться ,даже когда ранены. Я лучше поиграю в компьютерные игры. Есть даже игра – симулятор петушиных боев – но там хоть кровь ненастоящая.
Аналитик (Я думаю, он привлекает мое внимание к риску: когда я интерпретирую слишком много и слишком автоматически, это может внешне передать чувство хорошо возделанного поля, но может, в то же время, сделать более глубокий слой поля непроницаемым, таким образом, не позволяя проявиться еще более глубоким уровням. Так что я воздерживаюсь от этой интерпретации, которая была скорее расшифровкой, чем плодом сновидения): Но, возможно, право и экономика могли договориться, как твои отец и отец Мартины.
Пациент: Ну, я понимаю, что я также говорю о двух конфликтующих взглядах внутри меня: с одной стороны переживание эмоции, даже если я начинаю кровоточить, потому что они взрывоопасны, и с другой стороны, съеживание за стеной, как в начале сна, или как в видеоигре.
Аналитик: Но почему вы думаете о двух взглядах в рамках «либо один, либо другой»? Есть некоторые блюда, такие как, сицилийская капоната, в которых соленые и сладкие вкусы могут сосуществовать, как в вашей собственной ситуации: вспыльчивая натура вашей матери и излишняя сдержанность вашего отца.
Стиль интерпретации, в котором я часто, казалось, преследовал пациента, который также проник в предыдущие сессии – вообще-то не свойственный мне стиль – был выражением того, каким образом поле затронуло заболевание пациента, что состоит из сложности интеграции полуаутистских защитных механизмов с взрывоопасной временами природой. В то же время пациент становится моим лучшим коллегой, который может сказать мне, как излечить эту болезнь поля и работать в направлении  интеграции этих аспектов.
Онирический (связанный с толкование снов) склад ума аналитика стимулирует альфа-элементы и сновидение. Аналитик – или скорее, в этой связи, аналитическая функция поля – является гарантом процесса сновидения и восстановления заново связи в рассказах. Конечно, это не вопрос любого сна, грезы или рассказа, но вопрос тех из них, которые склоняются к «О» или, если это невозможно, то «К» и неизбежному колебанию между ними двумя.
Так что мой интерес вращается вокруг работы функций, инструментов и аппаратов, о которых мы знаем далеко не все, и которые мы постоянно обогащаем в работе. То же применимо к бессознательному, будь то, если мы видим его как депозитарий прото-эмоций или мыслей без мыслителя (на самом деле, это можно здесь описать как Бета 1 или Бета 2 элементы), или как то, что появляется посредством и после сновидений.
Однако, что это означает в рамках клинической работы и в частности методики? По моему мнению, это означает, что мы можем по-разному рассматривать используемые аналитиком инструменты; среди многих новых инструментов в нашем расположении я бы хотел привлечь внимание еще раз к трансформации в сон, упомянутой ранее, которая происходит внутри аналитического поля, когда аналитик способен доверять своим отрицательным  способностям.
Если все психические патологии происходят от недостатка в трансформации Бета 1 и Бета 2 в Альфа (через альфа-функцию и сновидение), то излечение будет возможно только через стимуляцию функционирования всего механизма видения снов. Чем успешнее процесс, тем меньше сознание – пациента, аналитика и поля – будет фальсифицировано постоянным действием  «трансформации в состояние галлюцинации», которое вызывает эвакуацию – действие в противоположную сторону от сновидения. Только сновидение – будь то в форме альфа-функции, сна наяву или ночного сна – может гарантировать восстановление психического здоровья; т.е. сновидение парадоксальным образом улучшает видение реальности и правды.
Поддержка исторической реконструкции, как основной принцип, может на самом деле считаться трансформацией в состояние галлюцинации того, что происходит во время аналитической сессии, что, таким образом, эвакуируется. Например, если пациентка рассказывает, как ее отец жестоко обращался с ней, когда она была ребенком, и это просто датируется задним числом в ее истории и не воспринимается также, как сон, в поле, в котором она чувствует жестокое обращение, либо со стороны аналитика, либо со стороны своих прото-эмоциональных  состояний, которые она не способна вместить, таким образом, эмоции, которые не могут быть вплетены в ткань и трансформированы, эвакуируются в историю. Наоборот, судьба чего-либо, что может быть трансформировано и «пережито во сне» заключается в том, что оно может быть забыто или помнится частично.
Для иллюстрирования и упрощения процесса трансформации в сон можно произносить фразу «я видел во сне…» перед каждой фразой пациента. В этой связи Паола Камасса (2007) задается вопросом, то ли анализ как поле сна производит эти сны, то ли есть пациенты, которые производят поля сна – т.е. те, кто всегда видит сны, каждый шаг - это сон, так что ассоциации обозначают то, что происходит.
Трансформация в сон становится самой важной трансформацией в аналитическом поле, чередующейся с нарративной трансформацией и рассказами, накопленными из выборочных фактов и последовательностью событий в этих фактах. Нарративная трансформация включает элемент дополнительной уловки, обеспечивающей переносимость эмоций, которые в другом случае были бы недоступными (Ферро и др., 2007).
В дальнейшем будет видно, что аналитическая работа – аналитическая лаборатория или по-домашнему, аналитическая кухня – богата другими феноменами, другими режимами функционирования, неясностями, ложью, фрагментами «О» и «К», все из которых могут быть использованы для развития инструментов. В возникающем видении психоанализа (Гротшнейн, 2007) мы на самом деле продвинулись от психоанализа содержимого к одному из инструментов и функции для переживания эмоций, размышления и сновидения.