Особенности понимания коммуникации и метакоммуникации в норме и патологии на примере больных шизофренией. И.Козлова

Особенности понимания коммуникации и метакоммуникации в норме и патологии на примере больных шизофренией.

 Козлова И.С., клинический психолог, ГБУЗ ПБ № 13 ДЗМ

Аннотация. Цель нашего исследования изучить особенности эмоционального интеллекта и особенности понимания прямой (согласованной) и парадоксальной коммуникации в норме и патологии на примере больных шизофренией. Мы использовали две методики, одна из которых направлена на оценку эмоционального интеллекта, другая разработанная нами экспериментальная методика на основе которой выявлялись особенности анализа и интерпретации различных аспектов коммуникации испытуемыми.

Теоретическая новизна нашего исследования состоит в расширении представлений об эмоциональной сфере больных шизофренией, раскрытии особенностей этой сферы у больных, изучении того, какую роль играют особенности эмоциональной сферы в понимании коммуникации другого человека.

Практическая значимость состоит в выявлении мишени для различных психотерапевтических подходов.  При налаживании коммуникации с больным появляется возможность опираться на полученные данные, а так же использовать их в рамках поддерживающе-коррекционной терапии.

Ключевые слова: шизофрения, эмоциональный интеллект, понимание коммукации

 Введение

Актуальность исследования.

В диагностическом и лечебно-реабилитационном планах большое значение имеет снижение эмоциональности. Подобный симптом встречается при многих заболеваниях, однако особенно ярко эмоциональная тупость проявляется при шизофрении (Карвасарский, 2004) [7]. Обнаруживается выраженное безразличие по отношению ко всем явлениям жизни. У больного меняется отношение к членам семьи, он теряет интерес к окружающему; эмоциональная сфера становится уплощенной, появляется неадекватность в переживаниях. Обеднение эмоций является  важным диагностическим критерием и служат одной из основных причин социальной дезадаптации больных шизофренией. Однако в отечественной и зарубежной литературе не существует единого представления о  структуре  эмоциональных изменений при шизофрении.

 По утверждению некоторых психиатров  (Крепелин,  1916; Блейлер,  1920;  Лэнгфельдт, 1937) [3] их специфика понимается как "угасание эмоций",  "аффективное отупение",  уплощение эмоциональной сферы. Другие авторы считают представление о тотальном снижении эмоций неоправданным и высказывают мнение о неравномерном, парциальном характере эмоциональных нарушений (Снежневский, 1970) [12].

В рамках различных разделов психологической науки интенсивно проводятся исследования эмоциональной сферы, в частности, в области экспрессивных проявлений человека, соотношения эмоций и экспрессии, с выходом на изучение эмоциональной коммуникации между людьми (Бодалев) [5]. Обнаруживается недостаточность социальной направленности личности, обусловленная снижением потребности в общении, и вызывает дефицит развития социально-перцептивных способностей (восприятие мимики, поз),  выразительных движений, интонационного компонента речи и т. д., которые относятся к необходимым средствам общения [9]. Нарушение общения является и непосредственной причиной недостаточности развития коммуникативных способностей, и следствием этой недостаточности.

Исследования нарушения общения при шизофрении направлены в первую очередь на анализ его предпосылок: когнитивного аспекта общения (социальной перцепции, социальной компетенции), а также социальных способностей и умений. Испытуемые в этих исследованиях были ориентированы на оценку мимики, эмоциональных состояний, поз, интонаций и т. д. К этой группе можно отнести серию экспериментов с использованием методики аудиторского анализа (Бажин, Корнева), с помощью которой авторы изучали особенности определения эмоциональных состояний больными шизофренией. По результатам, большинство из них сохраняют способность правильно интерпретировать экспрессивные признаки эмоционального состояния говорящего [7].

Рядом других исследователей напротив было обнаружено снижение точности распознавания эмоций у больных шизофренией. Больным хронической шизофренией предъявлялись фотографии с изображением восьми разных эмоций. Больные были значимо менее точны, чем здоровые испытуемые, в восприятии всех эмоций, кроме эмоций удовольствия. В других исследованиях было так же обнаружено снижение способности больных шизофренией к опознанию эмоциональных состояний по позе [9].

Ряд исследователей предлагали больным шизофренией с нарушениями мышления, без нарушений мышления и непсихиатрическим пациентам расклассифицировать девять схематических изображений человеческих лиц и девять абстрактных схематических изображений. Первая группа больных шизофренией хуже классифицировала лица, а две другие группы лучше классифицировали лица, чем абстрактные изображения [8].

В работе Беспалько подчеркнуты ограниченность широко распространенных представлений об эмоциональных расстройствах при шизофрении и необходимость большей их дифференциации, в частности, для целей восстановительной терапии [2]. Автор предполагает      , что из трех видов эмоций: эмоциональных реакций, состояний и отношений — в начале заболевания шизофренией страдает филогенетически самая новая система эмоций — участвующая в формировании эмоциональных отношений. Как следствие, появляются необычные ранее для больного склонности, искажения высших этических чувств, изменяются отношения с близкими. Эмоциональные реакции и состояния можно рассматривать как менее специфичные при шизофрении. В исследовании больные шизофренией оценивали выражения лиц. Они реже, чем здоровые, ориентировались на эмоциональные признаки и чаще — на формальные особенности изображений.

В исследовании, проведенном Богатской на больных шизофренией с апато-абулическим дефектом, у группы больных с эмоциональной тупостью были выявлены «эмоциональные островки» в виде одного или нескольких эмоционально-значимых отношений (к работе, семье, своему будущему), на которые могли быть ориентированы психотерапевтические воздействия [7].

Было обнаружено значительное снижение у больных шизофренией точности и дифференцированности восприятия взаимодействий между людьми, нарушение восприятия интеракционной стороны общения, уменьшение направленности на описание эмоциональных состояний персонажей.

Подводя итог, можно отметить, с одной стороны, способность больных с не резко выраженным дефектом к адекватному восприятию распознавания социальных признаков и эмоциональных состояний. С другой стороны, у больных шизофренией снижена ориентировка на социальные признаки, что затрудняет установление адекватных отношений с другими людьми, поскольку нормальное общение помимо обмена речевой информацией предполагает учет эмоционального состояния, нюансов настроения собеседника, проявляющихся в мимике, жестах, позе, интонации и т. д. [9]

Многочисленные экспериментальные исследования свидетельствуют о существенном дефиците у больных шизофренией ряда коммуникативных способностей и умений, обеспечивающих успешное общение с другими людьми. Большой круг исследований касается проявлений нарушения общения в поведении больных шизофренией.

Нарушение коммуникации и нарастающая аутизация связаны с нарушениями эмоциональной сферы больных. Возможно, если подойти с этой стороны, мы сможем отследить более тонкие особенности анализа эмоционального содержания сообщений, рассмотреть на что опираются больные. Это может расширить представления о способах восприятия, понимания чувств и эмоций других людей больными шизофренией.

Рассмотримконцепцию нарушенной внутрисемейной коммуникации, с точки зрения теории «двойного зажима», в рамках коммуникативного подхода. Теория основывается на исследовании отношений преимущественно между матерью как первым и важнейшим объектом, который ребенок для себя обнаруживает. Специфические особенности их отношений, поведение самой матери, ее непереносимость близости с ребенком, недостаточная способность контейнирования, все эти элементы оказывают значительное влияние на формирование психического пространства ребенка, чем сильнее их влияние, тем меньше возможностей формирования зрелых защит.

Подход Бейтсона и его коллег основан на теории логических типов [1]. Согласно их гипотезе, больной шизофренией демонстрирует изъяны в трех областях коммуникации: а) он сталкивается с трудностями в приписывании правильной коммуникативной модальности сообщениям, которые он получает от других; б) он сталкивается с трудностями в приписывании правильной коммуникативной модальности сообщениям, с которыми он сам вербально или невербально обращается к другим; в) он испытывает трудности в приписывании правильной коммуникативной модальности собственным мыслям, ощущениям и восприятию [6].

Иными словами, больной шизофренией должен был жить в обстановке, где его необычные коммуникативные привычки в некотором смысле уместны. Таким образом, появляется термин «double bind». Индивид, нападая в ситуацию double bind, теряет способность к различению логических типов. Основные характеристики этой ситуации: 1) Индивид включен в очень тесные отношения с другим человеком и чувствует, что для него жизненно важно определить сообщение, чтобы реагировать правильно. 2)  Индивид попадает в ситуацию, когда значимый для него другой человек передает ему одновременно два разноуровневых сообщения, одно из которых отрицает другое. 3) В тоже время индивид не имеет возможности высказываться по поводу получаемых им сообщений, чтобы уточнить, на какое из них, реагировать, то есть он не может делать метакоммуникативные утверждения.

Оказавшись в ситуации double bind, человек начинает защищаться, когда он вынужден реагировать в ответ на взаимопротиворечащие сообщения, не имея возможности эти противоречия прокомментировать. Если человек провел свою жизнь в ситуации «двойного зажима» во взаимодействиях со значимым для него лицом, то после психотического срыва его способ общения с людьми будет иметь определенную систематическую структуру. Неспособность правильно определить, что говорящий имеет в виду, и тревога относительно того, что на самом деле подразумевается, заставляют его защищаться, выбрав для себя одну из следующих стратегий [1]. (а) Он может ожидать, что за каждым высказыванием стоит какой-то скрытый смысл, угрожающий его благополучию (паранойя). (б) Он может принимать буквально все сказанное окружающими. Когда тон, жесты или контекст противоречат тому, что говорится, он может научиться отвечать на эти метакоммуникативные сигналы смехом (гебефреническая форма). Он откажется от попыток различать уровни сообщений, будет рассматривать все сообщения как несущественные, достойные, чтобы посмеяться над ними. (в) Он может попытаться игнорировать сообщения. Появляется необходимость меньше слышать и видеть происходящее вокруг. Он попытается отвлечься от внешнего мира и сосредоточиться на собственных внутренних процессах.  (кататоническая форма) [1]. Иными словами, если индивид не знает, какого рода сообщения он получает, он может защищать себя теми способами, которые описываются как параноидный, гебефренический и кататонический.

Ученые полагают, что семейная ситуация больного шизофренией обладает несколькими общими характеристиками. Мать больного шизофренией будет одновременно передавать, по крайней мере, два типа сообщений, которые могут быть охарактеризованы как: а) враждебное или отчужденное поведение, возникающее, когда ребенок к ней приближается, и б) поддельно-любящее или привлекающее поведение, когда ребенок реагирует на ее враждебное или отчужденное отношение [1]. Ребенок в таком положении, не должен правильно интерпретировать коммуникацию матери, если он хочет поддерживать отношения с ней. Ему нельзя правильно определять уровни сообщений: различать выражение симулируемых чувств (один логический тип) и реальных чувств (другой логический тип). Он должен систематически искажать свое восприятие метакоммуникативных сигналов.

Теория нашего исследования тесно связана с теорией «двойного зажима». В нашем исследовании мы попытались создать модели парадоксальной коммуникации, чтобы увидеть способы анализа такой коммуникации и поиск выходов их нее в норме и патологии. Таким образом, в одном сообщении должны звучать одновременно два послания: первое послание, выраженное вербально, и второе, противоречащее ему, послание, выраженное на невербальном уровне. Т.к. парадоксальная коммуникация с очевидным противоречием сообщений двух уровней встречается не часто, и, как правило, проявляется в довольно стертой форме, мы так же использовали материал, в котором понимание невербального сообщения затруднено, путем минимизирования мимических проявлений. Так, если мы не можем напрямую поставить больного шизофренией в ситуацию «двойного зажима», мы можем попытаться через безопасную подачу материала дать ему эту ситуацию и узнать, как он может ее объяснить. Безопасная ситуация в данном случае создается тем, что мы показываем ему ролик вынуждая его проецироваться, или в любом случае просто попытаться дать какую-то свою объяснительную модель поведению героя ролика.

Цель – исследовать особенности эмоционального интеллекта и особенности понимания прямой (согласованной) и парадоксальной коммуникации в норме и патологии на примере больных шизофренией.

Предмет исследования – сравнение уровня развития эмоционального интеллекта в норме и патологии на примере больных шизофренией, а так же   выявление особенностей понимания прямой и парадоксальной коммуникации в норме и патологии, и связи данных особенностей с уровнем развития эмоционального интеллекта у больных шизофренией.

В эксперименте приняли участие две группы.

Первая группа. В группе приняло участие 30 больных шизофренией. 28 испытуемых с параноидной формой шизофрении, один испытуемый с шизо-аффективным расстройством, и еще один с простой формой шизофрении. Все кроме двух поступают на стационарное лечение повторно, мужчины, в возрасте от 22 до 68 лет. Вторая  группа. Выборка нормы, 28 мужчин в возрасте от 23 до 56 лет. Все социализированы, работают или учатся. Данная группа так же заполняла MMPI, под редакцией Березина.

Методики

Первая методика представляет собой тест (название «Reading the Mind in the Eyes»), заимствованный нами из зарубежных источников (переведен нами с английского языка, адаптирован с помощью контрольной группы экспертов), и направленный на исследование способности опознавать чувства, эмоциональные состояния людей, по выражению их глаз и сопутствующим мимическим проявлениям.

Вторая методика является экспериментальной -  и представляет собой 4 ролика, в которых мы попытались отобразить согласованную коммуникацию и три различных варианта парадоксальной коммуникации. Все 4 ролика испытуемым необходимо оценить по составленному нами списку вопросов. Под согласованной коммуникацией мы пониманием ситуацию, когда вербальное сообщение героя ролика соответствует его невербальному сообщению. Варианты парадоксальной коммуникации: вербальное сообщение героя ролика противоречит его невербальному сообщению (второй ролик), неясное, неоднозначное соответствие вербального сообщения героя ролика его невербального.

Выводы

1. Итак, сравнение уровня развития эмоционального интеллекта в норме и патологии, на примере больных шизофренией, указывает на некоторое снижение его у патологии. Статистические данные указывают на наличие этой тенденции, но не на ярко выраженное различие между группами. Среди испытуемых группы патологии не встречаются результаты, свидетельствующие о высокой чувствительности к пониманию эмоциональных состояний других людей, в то время как у нормы встречаются. Так среди больных шизофренией чаще встречаются результаты, свидетельствующие о низком уровне развития эмоционального интеллекта. Однако в группе патологии встречаются результаты, оказывающиеся как на нижней границе нормы, так и на верхней границе.

Далее рассмотрим различные способы анализа и понимания видов коммуникации.

2. При анализе согласованной коммуникации мы можем наблюдать некоторую разницу между группами. Эта разница между группами спровоцирована не характером коммуникации, а свойственными каждой группе особенностями в анализе, используемыми для понимания коммуникации и эмоционального содержания сообщения стратегиями. Тем не менее, при анализе согласованной коммуникации мы можем отметить, что группа патологии для определения эмоционального состояния говорящего чаще старается найти конкретные признаки проявления того или иного состояния, переживания, чувства. Норма опирается на более общие категории в обосновании своих ответов по поводу эмоционального состояния говорящего. Это может свидетельствовать о целостном восприятии эмоционального содержания сообщения, о меньшей степени сознательной дифференцировки различных признаков эмоционального состояния, и скорее говорит о целостном «схватывании» эмоционального контекста.

Группа нормы чаще идентифицируется с говорящим, чтобы понять его эмоциональное состояние и верно интерпретировать его сообщение. Так же норма чаще дает оценку говорящему, с точки зрения своего опыта или своих представлений о нормах выражения того или иного эмоционального состояния, о нормах поведения и т.д. При назывании эмоционального состояния патология скорее использует формальные ответы, а так же стремится вместо определения чувств говорящего назвать его личностные характеристики. Группа патологии старается интерпретировать поведение говорящего или его сообщение, старается обосновать его слова или невербальные проявления. Патология старается предположить, о чем думает говорящий, несмотря на то, что на это нет прямого указания по сюжету. В целом, большинство испытуемых в обеих группах понимают коммуникацию верно, оценивают ее как согласованную, считают, что говорящий не лжет.

Мы можем отметить, что группа нормы дает больше консолидированных ответов при определении эмоционального состояния говорящего, сообщение говорящего, чаще трактуется одинаково у группы нормы. В то время как патология дает большее количество оттенков эмоционального состояния говорящего, группа реже сходится во мнении по поводу чувства, испытываемого говорящим.

3. При анализе парадоксальной коммуникации, в ситуации, когда вербальное сообщение говорящего противоречит его невербальному сообщению, мы можем отметить некоторые различия между группами.

Среди определений патологии встречаются неадекватные ответы, свидетельствующие о неверном понимании коммуникации говорящего. Возможны варианты, когда некоторые испытуемые группы патологии могут оставить противоречие между вербальным и невербальным сообщениями незамеченным. Однако чаще всего противоречие очевидно и для группы патологии, но само сообщение говорящего понимается совершенно в другом ключе.

Способом преодоления противоречия у нормы является выбор такого поля, в котором могла бы разворачиваться коммуникация говорящего, и в котором находилось бы основание для такого характера коммуникации. Например, парадоксальная коммуникация является нормальной в случаях, если человек говорит с сарказмом или если шутит. В таких случаях противоречие вербального сообщения невербальному сообщению может быть приемлемым вариантом общения. Норма старается объяснить противоречие при анализе парадоксальной коммуникации так. Либо норма указывает на наличие противоречия, старается ориентироваться на невербальное сообщение говорящего, определяя его эмоциональное состояние.

Патология чаще прибегает к другим стратегиям анализа. Для понимания парадоксальной коммуникации некоторые испытуемые из группы патологии склонным неосознанно устранять противоречие вербального и невербального сообщений, путем интеграции их в одну идею, в одну интерпретацию. Патология не игнорирует сообщения обоих уровней, но пытаясь устранить наличие самого противоречия, совмещает два сообщения в одно. Больные шизофренией не пытаются найти некоторые рамки, в которых парадокс в коммуникации был бы логичен, а стараются, не упуская общего содержания сообщений обоих уровней, совместить их, объединяя одним смыслом. Такие стратегии практически не встречаются у нормы.

В целом, норма чаще определяет сообщение говорящего, как несогласованное, т.е. чаще считает, что говорящий обманывает. Патология в большинстве так же определяет коммуникацию говорящего, как несогласованною, однако примерно треть выборки считает, что говорящий не обманывает и либо игнорирует противоречие, либо прибегает к описанному выше способу его устранения.

4. При анализе неоднозначной коммуникации с неясным соответствием вербального сообщения невербальному, мы так же можем отметить различия между группами.

Испытуемые группы нормы чаще стараются «прочесть мысли» говорящего, если его коммуникация неоднозначна. Пытаются искать конкретные признаки того или иного эмоционального состояния. Так же испытуемые группы нормы в меньшей степени стараются идентифицироваться с говорящим. У обеих групп встречаются ответы, искажающие реальность, т.е. испытуемые, замечая противоречие или неоднозначность в коммуникации искажают некую часть реальности, стараясь их устранить.

Как показал эксперимент, при анализе ролика со звучащей темой смерти (у героя убили ребенка), больные шизофренией оказываются чувствительны к самому событию больше, чем к неоднозначности коммуникации. В то время как группа нормы указывают на неясное соответствие вербального сообщения говорящего невербальному сообщению, патология склонна игнорировать и оценивать эмоциональное состояние исходя из того, что непосредственно произошло. Большинство испытуемых группы патологии определяют коммуникацию говорящего, как согласованную, т.е. считают, что он не обманывает. Большинство испытуемых группы нормы определяют коммуникацию говорящего как несогласованную, считают, что герой ролика лжет.

Однако в другом ролике, где есть угроза жизни для говорящего, в ситуации нападения на него, мы можем наблюдать, как срабатывают специфические для каждой группы защиты. В случае патологии это паранойяльные тенденции, сообщающие о готовности предвосхищать угрожающие события, о захваченности, о наличие некого особого знания, которое может помочь выстоять против угрожающих событий. В то время как норма объясняет поведение и коммуникацию говорящего, как героизм или заботу о другом. При анализе четвертого ролика группа патологии считает поведение и коммуникацию героя не согласованной и несоответствующей сложившейся ситуации, а группа нормы наоборот.

Таким образом, патология в единичных случаях останавливается на том, чтобы указать на противоречие в коммуникации говорящего и оставить контекст неоднозначным. Норма чаще всего не дает категоричных интерпретаций, объясняющих поведение говорящего, а скорее указывает на наличие противоречия или неясности, и оставляет контекст неоднозначным, что мы определили как толерантность к неопределенности.

Далее нам необходимо указать, что при анализе всех видов коммуникации, мы могли наблюдать механизм свойственный больным шизофренией – суждение об эмоциональном состоянии говорящего исходя не из целостной картины поведения, а на основании произвольно выбранного аспекта ситуации. Такой способ анализа ситуации, коммуникации, поведения говорящего не встречался у нормы.

5. Сравнение уровня развития эмоционального интеллекта с особенностями анализа и понимания коммуникации говорящего, и эмоционального контекста его сообщения позволяют нам сделать некоторые выводы. В группе с низким уровнем эмоционального интеллекта среди ответов чаще встречаются определения чувств, которые неочевидны в поведении героя ролика. Так же у этой группы чаще встречаются определения чувств в некоторой степени неадекватных, очевидно не соответствующих поведению героя. Группе с низким уровнем эмоционального интеллекта свойственно чаще прибегать к опоре на ситуационные характеристики, такие как одежда героев, стиль съемки и т.д. Сниженная способность распознавать эмоциональные состояния провоцирует испытуемых прибегать к логическому рассуждения, чтобы справиться с поставленной задачей. Таким образом, группа с низким уровнем развития эмоционального интеллекта чаще определяет коммуникацию говорящего как согласованную, в случаях парадоксальной коммуникации и неоднозначной.

 Заключение

Гипотезы, поставленные в начале нашего исследования, подтвердились.

Проявилась тенденция к более сниженному уровню развития эмоционального интеллекта у больных шизофренией в сравнении с нормой. Однако возможно эта тенденция может быть устранена при расширении выборки, или при дифференциации выборки по таким основаниям, как длительность госпитализации, степень нарастания негативной симптоматики, возраст манифестации диагноза.

Патология и норма могут использовать сходные механизмы анализа коммуникации, но скорее у обеих групп есть свои особые механизмы понимания эмоционального содержания сообщения.

Результаты, обнаруженные в нашем исследовании, открывают новые перспективы в изучении способности понимания эмоций другого человека у больных шизофренией. Механизмы, используемые больными шизофренией для анализа эмоционального контекста сообщений, обнаруженные в нашем исследовании, могут быть в дальнейшем обнаружены в самом способе выстраивания общения больными с другими людьми.

Наши результаты имеют значение для расширения представлений об устройстве эмоциональной сферы больных шизофренией. Ранее исследования были сосредоточены на самой способности понимать эмоциональные состояния других людей в сравнении с нормой. Исследований связанных с пониманием как именно устроена эмоциональная сфера больных, что именно отличает патологию от нормы, исследований, пытавшихся дифференцировать различные особенности эмоциональной сферы больных, известно меньше.

Практическая значимость наших результатов может обнаружить себя в различных терапевтических методиках и методиках поддерживающей, коррекционной терапии. Изучение как способов коммуникации с больным, как и его способов понимания коммуникации, может помочь устанавливать контакт с больным, налаживать терапевтический альянс. Раскрытие этим механизмов для самого больного, изменение строения его схем анализа коммуникации других людей, может помочь снизить количество, например, паранойяльных тенденций. Таким образом, больной может научиться сознательно контролировать автоматически возникающие цепочки анализа и понимания коммуникации, возможно, это поможет больному реже воспринимать сообщение другого, как угрожающее, или поможет верно воспринимать содержание сообщения.

Список литературы:

  1.  Бейтсон   Г .,  Джексон   Д .,  Хейли  Дж.,  Уикленд  Дж.  К   теории   шизофрении  // Моск. психотерапевтич. журн. 1993. N 1,2.
  2. Беспалко И. Г. — Журн. невропатол. и психиатр., 1976, № 12, с. 1823—1833.
  3. Блейлер В. М., Крук И. В., Боков С. Н. Практическая патопсихология: Руководство для врачей и медицинских психологов. — Ростов-на-Дону, 1996.
  4. Бодалев, А.А. Личность и общение; М.: Педагогика, 1983. - 272 c.
  5. Бодалев А.А. Столин В.В. Аванесов В.С. Общая психодиагностика. - СПб.: Изд-во «Речь», 2000. - 440 с.
  6. Е. фон Домарус  «Специфические законы логики при шизофрении» (E. von Domarus. The Specific Laws of Logic in Schizophrenia) в: Язык и мысль при шизофрении (Language and Thought in Schizofrenia, ed. J.S.Kasanin. Berkeley: U of California P, 1944).
  7.   Карвасарский  Б. Д.  Клиническая   психология. — М, 2004. – 554 с.
  8.  Клиническая психология /Под. Ред. М. Перре, У. Баумана, СПб., -  2002.
  9.   Критская, Мелешко, Поляков Патология психической деятельности при шизофрении: мотивация, общение, познание. – Изд. МГУ, 1991. – 256с.
  10. Лэнг Р. Расколотое «Я»: анти-психиатрия. М., 1995.
  11.  Психология эмоций. Тексты / под ред. В. К. Вилюнаса, Ю. Б. Гиппенрейтер. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. —288 с.
  12.  Руководство по психиатрии, под ред. А. В. Снежневского, т.2, с. 328, М., 1983
  13.  Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. — М., 1989.
  14. Ясперс К. Общая психопатология. М.: Практика, 1997. – 1053с
  15.  Simon Baron-Cohen, The Essential Difference. - 2004
Решаемые проблемы Как это происходит